Каждый год в мире убивают и преследуют журналистов, которые поднимают неудобные темы, проводят расследования и просто хорошо делают свою работу. Однако даже в этой опасной профессии есть те, кому приходится тяжелее, чем другим. Это женщины. Несмотря на феминизм и эмансипацию, они по-прежнему получают больше угроз, чем мужчины. Украинская журналистка Юлиана Скибицкая рассказывает, с какими трудностями в ее стране сталкиваются женщины-журналистки.

В июле главная редакторка украинского издания “Заборона” Катерина Сергацкова вместе с мужем и двумя маленькими детьми вынуждена была уехать из Украины. Причиной стали массовые угрозы, которые Катерина получала в социальных сетях. “Мы поняли, что даже за пределами Киева не чувствуем себя в безопасности, — вспоминает Катерина. — Люди ведь остались те же, они точно так же читают соцсети, могут узнать меня на улице”.

Ее бывший коллега, журналист, - хотя правильнее было бы сказать шоумен - Роман Скрыпин написал пост в фейсбуке, где оскорбительно отзывался о ней. Роман прошелся по внешности Катерины и прикрепил к посту фотографию ее ребенка, снабдив это неуместными подробностями личной жизни журналистки. Facebook оперативно удалил публикацию из-за массовых жалоб пользователей. Но волну уже было не остановить.

В комментариях Катерину оскорбляли и угрожали ее убить. Писали, чтобы она “убиралась в Россию” (до 2015 года у Катерины было российское гражданство, хотя с 2008 она постоянно живет в Украине), некоторые также опубликовали ее домашний адрес. Пост лайкали в том числе журналисты и журналистки. Роман Скрыпин продолжил публиковать оскорбительные посты. После того, как самую первую публикацию удалила соцсеть, он заявил, что на один пост у него “найдется еще десять”. С тех прошло уже три недели. Катерина продолжает получать угрозы.

Эта история, к сожалению, типична для Украины. Женщины-журналистки продолжают сталкиваться с насилием, харассментом и сексизмом.

Ультраправая проблема, которую не видят

Роман Скрыпин написал свой пост не просто так. За несколько дней до этого издание Заборона опубликовало материал о связях фактчекинговой организации StopFake с ультраправыми и даже неонацистами. Недавно StopFake стал участником фактчекинговой программы Facebook — организация проверяет посты и маркирует недостоверные.

Заборона написала, что Марко Супрун, англоязычный спикер StopFake и муж бывшего министра охраны здоровья Ульяны Супрун, дружит с лидером украинской группы “Сокира Перуна”. В их песнях отрицается Холокост, а на концерт приходят люди с флагами Третьего Рейха, зигуют и прославляют “белую расу”. Заборону и лично Катерину обвинили в манипуляциях и лжи. Так часто происходит, когда украинские журналисты освещают неудобную для страны тему ультраправых, которую принято замалчивать.

Чтобы понять, почему неонацисткая угроза стала реальной для Украины, нужно вернуться в 2013 год. В конце ноября того года небольшая группа людей вышла на главную площадь страны, протестуя из-за решения пророссийского президента Виктора Януковича отказаться от ассоциации с Евросоюзом. Протесты назвали Евромайданом. Спустя несколько дней милиция жестко разогнала тех, кто оставался на площади. Акции за интеграцию с Евросоюзом переросли в протесты против милицейского произвола, коррупции и пророссийской повестки. Общество стремилось к европейским стандартам — речь шла не только о соответствующем уровне жизни (в 2013 году в Украине каждый десятый жил за чертой бедностью), но и о европейских ценностях, таких как права человека и равенства.

Параллельно с этим в протест вливались ультраправые, у которых было свое видение ситуации. Их больше интересовала националистическая повестка и уход из зоны влияния России. Организация с красноречивым названием “Правый сектор”, которую российская пропаганда потом активно использовала как страшилку, фактически родилась на Майдане. Уже тогда робко заговорили о том, что в Украине растут правые, радикальные настроения.

На волне эйфории члены “Правого сектора” стали героями. Впрочем, именно тогда о них мало кто думал. Очень быстро сформировалось новое правительство, которое декларировало умеренные и проевропейские взгляды. Казалось, у Украины появился шанс стать Европой не только географически. Но в игру вступила Россия. Произошла аннексия Крыма и началась война на Донбассе, которая продолжается до сих пор.

Страна к ней не была готова. Спешно создавались добровольческие батальоны, в которых часто принимали кого угодно — лишь бы они были готовы “защищать Украину”. Так в добробатах появились люди ультраправых и даже неонацистских взглядов. Многие из них приехали из-за рубежа. Кто-то пошел на войну, скрываясь от правосудия в родной стране, кто-то — за приключениями, кто-то — ради наживы. Но поскольку все они воевали на стороне украинской армии, большая часть общества считала их героями.

Сложился парадокс — с одной стороны, правительство декларировало поддержку европейских ценностей, принимались, пусть и с трудом, антидискриминационные законы. А с другой — радикалы срывали ЛГБТ-прайды и нападали на марши за права женщин. Члены ультраправой организации С14, у которой есть все признаки неонацистской, патрулируют Киев в составе муниципальных отрядов, спонсируемых киевской властью. Андрей Билецкий лидер бывшего батальона “Азов”, известного своими ультраправыми взглядами, пять лет был депутатом украинского парламента.

Но в Украине не принято говорить об ультраправой угрозе. Считается, что неонацисты — это миф, созданный российской пропагандой. С 2014 года Россия действительно активно продвигает идею, что в Украине процветает “фашизм”, применяя этот термин ко всем несогласным с пророссийской повесткой. Очень удобно обвинить тех, кто освещает эту тему, в работе на Кремль. С этим столкнулась и Катерина Сергацкова. А за счет того, что она женщина, к обвинениям добавились сексизм и лукизм.

“Вот даже если посмотреть пост Скрыпина. В нем ведь ничего не говорилось о моих профессиональных качествах, не было дискуссии о самой статье, — рассуждает Катерина Сергацкова. — В комментарии пришли люди, которые начали обсуждать мою внешность. При этом я ни разу не видела, чтобы в такой же ситуации обсуждали внешность мужчины”.

Война и женщины в ней

Украинская журналистка Настя Станко работает на войне с первого дня. Ее репортажи с Донбасса не раз становились призерами украинских и международных премий для журналистов. В 2014 году Настя вместе со своим оператором Ильей Безкоровайным попала в плен пророссийских сепаратистов в Луганской области. Спустя три дня их освободили. А уже в 2016 году случился скандал после очередной поездки Насти на передовую. Министерство обороны обвинило журналистку в том, что в своем репортаже она показала секретную информацию и нарушила правила работы на войне. Позже специальная комиссия провела расследование, которое подтвердило, что нарушений не было. Но против Насти уже началась волна травли в социальных сетях.

“Кроме угроз, мне писали, что лучше бы я варила борщи, зачем я вообще полезла на войну, это не женское дело, — вспоминает Настя. — Писали это как мужчины, так и женщины. Чаще такие обвинения звучали от мужчин-журналистов, которые сами ни разу не были на войне, но считают, что ведут информационную войну за Украину на диване”.

Война на Донбассе остается одной из самых болезненных тем для украинского общества. Активная фаза была в 2014 и 2015 годах, но до сих пор на передовой продолжают гибнуть украинские военные и мирные граждане. За шесть лет в обществе и отдельно среди журналистов сформировалось определенное видение, как нужно освещать войну. Журналисты часто включают самоцензуру, замалчивая о преступлениях украинских военных, чтобы не навредить имиджу страны и не подыгрывать России. Те, кто идут против этого, сталкиваются с обвинениями.

“А потом все скатывается к тому, что ты женщина и поэтому вредишь стране, — добавляет Настя Станко. — Некоторые считают, что ты делаешь это несознательно, просто потому, что ты тупая клуша. А другие думают, что сознательно, потому что у тебя стокгольмский синдром после плена. Меня никогда не обвиняли в том, что я говорю неправду. А только в том, что об этой правде пока не стоит говорить”.

Женщин-журналисток, которые работают в зоне боевых действий на Донбассе, обвиняют в том, что они едут на войну “за острыми ощущениями” или в “поисках мужчин”. А на самой войне женщины часто сталкиваются со стереотипами от военных. Настя Станко вспоминает, как однажды командир одного из подразделений выгнал ее из блиндажа на мороз. “Мы приехали к знакомым военным, которые нас хорошо знали, — говорит Настя. — Но пришел их командир, который начал меня отчитывать и ругать при всех. Рядом стояли мужчины-операторы, которые молчали и не вступились за меня. В итоге командир сказал нам убираться из блиндажа, потому что женщина на войне — к несчастью”.

Патриархальное общество

Было бы неправильно говорить, что все проблемы в Украине из-за войны. Конечно, то напряжение, в котором страна живет последние шесть лет, обострило многие проблемы. Но не создало их. Как и во многих постсоветских странах, украинское общество остается патриархальным и стереотипным.

Настя Станко вспоминает, как в 2008 году пришла работать на телеканал “Первый национальный”. “Тогда шеф-редактор новостей сказал мне: “Вот, надо будет, чтобы ты поехала в Чернобыль, а ты скажешь, что там радиация, я беременная, у меня маленький ребенок и я не поеду”, — рассказывает Настя. — Я просто не знала, что сказать и была в шоке, что такой вопрос вообще может прозвучать. Я ездила в Чернобыль после этого много раз. Ни разу я не отказывалась от каких-то особых съемок, а наоборот всегда была за них”.

Украинская медиаэкспертка Ирина Земляная объясняет, что в медиа большинство ключевых постов занимают мужчины, а не женщины. Кроме того, женщины чаще сталкиваются с физическим препятствованием работе. Дело в том, что намного проще оттолкнуть женщину, чем мужчину. Также женщины чаще сталкиваются с кибербуллингом и сексизмом.

В 2018 году украинские социологи провели один очень показательный опрос. Они исследовали, как мужчины относятся к стереотипам о женщинах. 70% опрошенных сказали, что главная роль женщины — это вести домашнее хозяйство. Идеальная жена, по их мнению, должна уступать мужчине в спорах и “сглаживать конфликты”. Каждый второй считает, что мужчина может быть лучшим лидером, чем женщина.

Естественно, вся эта ситуация отражается и на женщинах-журналистах. О чем говорить, если пренебрежительно высказываться в их адрес позволяют высшие лица страны. В 2018 году бывший президент Украины Петр Порошенко, отвечая на вопрос журналистки на пресс-конференции обратился к ней “дорогуша моя”. Медийщицы в ответ устроили флешмоб, запустив кампанию #ятебенедорогуша. Нынешний президент страны Владимир Зеленский однажды на совещании сказал одному из мужчин: “вы же не женщина, вы человек серьезный”. Бывший глава администрации Зеленского Андрей Богдан позволял себе приобнимать журналисток, которые задавали ему вопрос.

Украинские женщины, что в журналистике, что в других сферах, стараются не молчать и требуют равных прав. Создаются специальные группы поддержки именно для женщин, где они могут получить психологическую или юридическую помощь. Но Украина, например, до сих пор не ратифицировала Стамбульскую конвенцию, которая направлена на борьбу с насилием в отношении женщин и дискриминацией. Против этой конвенции выступает украинское духовенство и депутаты не хотят ссориться с ним.

Роман Скрыпин, который организовал травлю Катерины Сергацковой, подвергнув опасности ее и ее семью, продолжает работать в журналистике. Его действия осудили международные и правозащитные организации, однако вряд ли это как-то отразится на его работе или репутации. Катерина Сергацкова говорит, что пока не намерена возвращаться в Украину и вернется лишь тогда, когда снова почувствует себя в безопасности. Тем временем, украинская полиция до сих пор не открыла уголовное производство по факту угроз в ее адрес.