War in You and in Me

War in you and in me. Civil war.
All-encompassing.
I’m tired. Read me a story,
take the stockings off your right and left feet
and lie down on the sofa with me,
quiet and virginal
without a hint of gender,
in the nameless living room. While the Russians
stick each other with knives.
While soldiers are stomp on women’s breasts
in prisons and cellars.
Tanks move slowly, tanks move in columns.
Let’s be husband and wife,
with no need for words,
take my voice like a violin
and put it in its leather case.

“Good morning, Führer! – we are your people!
Shove our faces into the asphalt,
pierce our backs with the Kremlin’s stars,
we’ve been declared
the new

class

of degenerates.”

Fascism and Russia – a long story.

Hold me so tight I can’t breathe – don’t let me go anywhere,
not even to my mother, to say nothing of anywhere else.
Just stroke my hair.

Translated by Andrew Wachtel

Стихотворение, которое я взяла эпиграфом к данному эссе, было написано задолго до того, как лидеры моего государства заговорили о «новой холодной войне». Я не пыталась что-либо предсказывать. Это был всплеск, единичный протест, личное несогласие с режимом, набирающим обороты. В новогоднюю ночь 1999 года, когда под всеобщее веселье целая нация в одночасье потеряла свободу, подаренную ей Михаилом Горбачёвым, ( за что он был проклят собственным народом) я ещё не могла представить масштаб катастрофы. То, что произошло потом и происходит сейчас в России, напоминает мне известное полотно Петера Брейгеля « Притча о слепых». Отдельно взятая человеческая единица за довольно короткий промежуток времени вдруг превратилась в безликую массу, толпу, слепо шагающую к разверстой яме. Вместо родного языка я слышу звериный рык.

А может быть не вдруг? Может быть, крепостной никуда не уходил из коллективного сознания? И движение к отрицанию любого проявления жизни и есть « национальная русская идея»? «Запретить». « Погубить». « Уничтожить».

Мой современник из просто крепостного трансформировался в людоедский вид, полностью утратив мораль. Он обернулся язычником, варваром, поклоняющимся единому богу – Зла.

Огромная географическая территория, ласково называющая себя Родиной, ведёт войну. Как извне, так и в пределах страны. Она не только аннексирует и бомбит чужие территории, но и расправляется с собственными гражданами, подавляя любое проявление инакомыслия. Вплоть до физического уничтожения. Тот, кто не согласен с таким положением вещей, немедленно переходит в разряд заложников . Выбора нет: или погружаться во внутреннюю изоляцию и постепенно сходить с ума, или покидать страну. Большинство из эмигрантов новейшей волны искренне любят Россию, не отождествляя её с государством. Что, на мой взгляд, большая ошибка, ибо государство есть не что иное как отражение миллионного «Я». Репрессивная машина, как известно, не имеет души. Она ломает и калечит человеческие судьбы без всякого разбора. Под её ножи попадают самые преданные, лояльные к режиму, полагающие, что от несчастья можно откупиться. Отвернуться. Закрыть глаза.

Безразличие. Это ли не торжество невежества?

Преподобный Исаак Сирин сравнивал грешника с псом, » который лижет пилу и не замечает причиняемого себе вреда, пьянея от вкуса собственной крови.»

Так выглядит на сегодняшний день моя страна.

Я – человек без прошлого. Если оглянуться назад, можно увидеть фрагменты разбитого зеркала. После смерти моего названного отца ( я не приемлю слово «отчим» в данной ситуации), которого погубила страна в лице сборища негодяев, предательства близкого человека, не прошедшего испытания «на подлинность,» стольких людских утрат, довольно сложно воссоздать целостную картину, не вскрыв рубцов. Каждый раз, когда я пытаюсь описать в своих новеллах отдельный фрагмент жизни, приходится вновь и вновь переживать сильнейшее эмоциональное потрясение, вытаскивая на поверхность правду. Без неё повествование невозможно. Собрать заново зеркало. Но как бы там ни было, это будет зеркало из осколков.

Минувшим летом, после возвращения из Германии, где, благодаря стипендии Akademie Schloss Solitude, мне выпала уникальная возможность работать над двумя книгами – поэзии и прозы, мы впервые оказались с мамой вдвоём. Мы провели три летних месяца в нашем загородном доме, построенном с любовью. Пытаясь сохранить то немногое, что осталось от прежней жизни. Мама – моя семья. И только её присутствие, несмотря на разлуку, придаёт смысл существованию, всему тому, что я делаю.

Я писала, заканчивая книгу рассказов и вела блог, где довольно жёстко отзывалась на каждое новое «выкручивание рук», превращающее страну в лагерь. Человек приходит на землю свободным, таковым он должен её покинуть. Никто не смеет отнять это право. Личность нельзя ни оболванить, ни сломать. Уничтожить физически можно, как это произошло с российским оппозиционером Борисом Немцовым. Его убийство у стен Кремля стало открытой демонстрацией авторитарной силы. Предупреждением для всех мыслящих, либеральных людей. Зло давало понять, что ему нет равных. И оно не знает преград.

Смерть Немцова – моя личная трагедия.

В октябре 2011 года в Мельбурне состоялась премьера Оратории « Курск», нашей совместной работы с австралийским композитором David Chisholm. Оратория была посвящена подводной лодке «Курск», затонувшей в Баренцевом море. Об этом инциденте в России упоминать непринято. Слишком огромен масштаб катастрофы. Мучительна гибель моряков. Долгое молчание президента, переходящее в циничное заявление, ясно свидетельствовало о том, что разговор на данную тему закрыт. Меня перестали печатать. К единичным изданиям, публиковавшим подборки моих стихов, я больше не обращаюсь. Не желая ставить в затруднительное положение редакторов. Решение пришло само собой: не публиковать книг в России ( последний сборник стихотворений вышел в 2008 году).

К счастью, и благодаря моим переводчикам, книги теперь издаются на западе. Каждый профессиональный писатель понимает, сколько нюансов, тонкостей языка теряется в переводе. Особенно когда дело касается стихов. Но, с другой стороны, если бы не героические усилия переводчиков, человечество бы лишилось шедевров мировой литературы. Низкий им поклон. Сегодня я нужна людям разных стран. Издателям, читателям, всем тем, кто помогает быть услышанной. И я безмерно признательна судьбе за эту редкую возможность.

Ещё весной в личную почту начали приходить анонимные письма с угрозами. (Стиль писем я здесь опускаю.) Смысл их был всегда одинаков: бранно, в императиве мне «предлагали» убраться из страны. Разумеется, я понимала, что это продуманная кампания, цель которой посеять страх. Начались звонки с долгим молчанием, но хуже всего было то, что трубку поднимала мама. После гибели Немцова в феврале 2015 года, стало ясно, что ситуация предельно серьёзна. Любое твоё «несогласие» может оказаться последним. Людям давали тюремные сроки за одиночные пикеты. За ношение белых лент – символа протеста.

Начался массовый отток интеллектуалов. Писатели, мыслители и каждый, кто сумел сохранить достоинство, как в начале 20-го века при большевиках, оказались «выдавленными» из страны. По старой традиции многие из них уезжали в Берлин. Россия совершила круг. Очередной, Дантов круг ада. Родина превратилась в непробиваемую стену. В этот самый момент мне приходит приглашение из Франкфурта. Есть возможность жить и работать, благодаря организациям, отстаивающим общечеловеческие ценности, одна из которых – право на свободное высказывание.[1]

Стал нелёгкий выбор. Я отдавала себе отчёт, что оставляю немолодую маму лицом к лицу с навалившимися проблемами. Таким образом, лишая её своей поддержки. С другой стороны – откажись я от предложения, мы погибнем обе. Работать « в стол» - верная смерь для творчества, не говорить правды я не умею.

В сентябре 2015 года я покинула страну.

Я пишу эти стоки, сидя в гостиной уютных апартаментов, на последнем этаже старинного особняка. К величайшему счастью здание не было разрушено бомбёжками во время Второй Мировой войны. Выше только барельеф женской головы. Пусть он принесёт удачу. Передо мной открывается невероятная по красоте панорама ночного города. Сквозь стёкла балконной двери я вижу лимонно-синий свет на острие небоскрёба, отражённый, растекающийся по реке, будто разглядываю иллюстрированный журнал с фотографиями полярного сияния.

Город особо прекрасен в темноте. Мой город, который мне не принадлежит.

Прожив здесь почти полгода, я обрела поддержку в лице людей , для которых была чужестранкой. Но так и не получила ни одного звонка от огромной русской диаспоры. Никто не пришёл на мои чтения во время Франкфуртской Книжной Ярмарки. Были немцы, изучавшие русский язык, почитатели, бравшие автографы, не говорящие ни на каком ином языке кроме немецкого. Не было русских. Обычное дело. Случайная знакомая, бывшая соотечественница, ( пусть её имя останется за кадром) посоветовала мне держаться « от них» подальше.

«Почему?», - спросила я.

«Здесь тоскуют по СССР и не жалуют либералов».

В марте у меня выходит первая книга прозы в Akademie Schloss Solitude. Сборник коротких новелл. «Гренландия». Гренландия – не материк, не географическая точка на карте мира – замерзающая душа.

С каждым днём в Отечестве становится всё черней. Абсурд. Точка невозврата. Увы, я не вижу для России будущего. Жутко от одной только мысли, что дверь моего прекрасного дома может быть распахнута ногой варвара. Человека в камуфляже.

Одиночество довольно тяжёлое испытание. Не всем дано пройти его до конца. Тоска по дому, по клочку неба над головой, по чистой звезде в зимней ночи. По сердцу, стучащему в так собственному, далеко, за сотни миль. Но ты знаешь, что оно есть, и это великое знание придаёт сил для борьбы. Мы живы, пока живы те, кого мы любим. А что до Родины, так она с тобой. Язык, на котором ты пишешь.