На самом деле студент Васисуалий Лоханкин не думал про выборы ничего особенного, а «Единая Россия» на протяжении всех его сознательных лет звучала фоном его жизни – иногда менее раздражающим, иногда более. Раз холодным осенним вечером Васисуалий пришел на остановку и увидел, что во всю шестиэтажную стену местного Дома актера висит портрет президента Медведева, а рядом лейбл «Единой России». «Надо же, как устроена наша жизнь, – меланхолично подумал Лоханкин. – Если бы месяц назад любой политолог увидел это, он бы уверился, что в президенты пойдет Медведев. А сейчас это означает ровно обратное». Развить свою мысль он не смог, потому что назавтра баннер поспешно заменили – и теперь там были Путин с Медведевым вместе.

Если это пролог к истории, то самое время задуматься, как глухое раздражение с примесью иронии, которое проявлялось у Васисуалия и всех его друзей, когда они видели все эти «лейблы», в какой-то момент вдруг сменилось на «звонкое». «Лейблов» в их провинциальном городе было немало. То обклеили логотипами «ЕдРа» всю дорожную технику и всюду стали писать, что «расширение улиц ведется по инициативе партии...» Причем местный чиновник не постеснялся признать прямо на пресс-конференции, что ремонт ведется целиком за счет бюджета.

«А при чем же партия?» – «А она это предложила. Другие же не предложили».

Это не постеснялись пропечатать в государственных газетах, потому что не увидели в этом ничего неприличного.

В глухие осенние месяцы, когда столичные знакомые в «Фейсбуке» глухо рассуждали о внутренней и внешней эмиграции, друзья-земляки Лоханкина ни о чем особо не рассуждали, беззлобно или злобно подшучивая над тандемом, – иначе пришлось бы признать, что во «внутренней эмиграции» они и так провели всю свою жизнь. Мифических свобод девяностых в их городе никто никогда не видел, причем не видел и в те времена, когда Путина и в проекте еще не было.

Вот приезжает телевидение в село. Ловят древнюю старушку на улице. «За кого голосовать будете?» Конечно, она отвечает – за «Отечество», она же не дура, это еще с 37-го года в ней сидит: когда вокруг сплошное «Отечество», попробуй ляпни лишнего». Так рассказывали еще школьнику Васисуалию в далеком 1999 году. Тогда губернатор решил поддержать Лужкова–Примакова, и натиск антипутинской партии ХХ века ничем не отличался от натиска путинской XXI – ни по методам, ни по вбросам, ни по процентам, ни по людям, которые все это делали...

...Революция началась для Лоханкина с новостей с Марса. По крайней мере столь же далеким и малореальным все это выглядело. 5 декабря в ходе стихийных послевыборных протестов, когда скрутили его доброго московского знакомого. Следующие сутки знакомый вел прямой репортаж из застенков в Твиттере, а Лоханкин ходил по друзьям и говорил: «Представляете, я же месяц назад с ним рядом, вот как с тобой, сидел». Потом позвонил приятель из Питера и сказал, что так же скрутили их общего знакомого. «Снаряды ложатся все ближе», – теперь говорил наш герой, ощущая прилив доселе неведомых эмоций.

Интересно понять, как это разливалось в воздухе, когда студенты города N узнали про предстоящий 10-го числа митинг протеста. Сначала никто из друзей Васисуалия и помыслить не мог всерьез, что на него пойдет. Все понимали, что в их городе это означает «студенческий билет на стол», а то и военный билет в руки (тем более в блогах все это активно подогревалось). Потом начались взаимные подколы, типа: что, слабо? В финале этой марсианской химической реакции все уже ксерили паспорта, по совету московских товарищей, и почти всерьез гнобили того, кто не мог идти с ними по невыдуманной уважительной причине. Однажды Васисуалий прочитал, что и мужество, и трусость одинаково заразительны. Но он не знал, имеет ли эта история отношение к мужеству или трусости.

Организаторы митинга в городе N внезапно обратились с воззванием о том, что «мероприятие не успели санкционировать», «мы заявляем о своей непричастности к тому, что произойдет на городской площади», «те, кто выходит, должны понимать всю меру ответственности за все свои действия» и даже «мы призываем 10-го сходить на каток, пройтись на природу и подышать свежим воздухом и со свежей головой решать все проблемы цивилизованно».

Мнения людей разделились. Одни верили, что группа в интернете была взломана, другие подхватили упавшее знамя революции («Ребята, которые взялись за организацию митинга, отказались выходить и отписали трусливое обращение... Хватило лишь одного звонка из ФСБ, чтобы весь пыл и гражданская позиция куда-то махом испарились»). Третьи принялись веселиться на грани истерики: «Пишу с площади... Большинство пришло с оружием... Партия жуликов и воров стянула БТРы... У нас кончаются патроны... Все сюда!» В короткой схватке трусящие были повержены и взяты за шиворот, и вот Васисуалий Лоханкин с товарищами, слегка побледнев, шагает в неизвестность.

Студенты, которые шли на митинг в городе N, никогда не шли ни на что подобное, вкушали новую жизнь и не знали, что увидят там. Разве что знали эту новую жизнь по набору штампов, слепленных в несколько горячих дней из «Фейсбука», слухов и газетных уток. Встречая на площади знакомых, они нервно шутили: «Ты тоже рядом прогуливаешься?», – наматывали круги вокруг памятника Ленину и все ждали, когда же их всосет в другое измерение, в котором, если верить социальным сетям, уже пребывают столицы.

Штампы, к их великому изумлению, быстро рассыпались.

Во-первых, они не встретили бесчинствующих властей. Поначалу-то долго, изумленно разглядывали спецназовские «КамАЗы», которых доселе в своем городе не встречали. Но те так и остались декорацией. Правда, увели какого-то парня, который пытался воспользоваться неразрешенным мегафоном. Позже Васисуалий слышал, что вокруг было полно «людей в штатском», но как выглядят «люди в штатском», он не знал.

Во-вторых, Навальных в городе N не нашлось. По сути, собравшиеся были предоставлены сами себе, кучковались и громко что-то выкрикивали, лепились друг к другу, как пчелы, не зная, кого слушать. Вниманием в итоге завладел старый и известный в городе «яблочник» закалки еще конца восьмидесятых, но особой новизны в этом не ощущалось.

В-третьих, хоть в толпе и раздавались порой выкрики «Провокатор! Провокатор!», но ведь и настоящих провокаторов вроде не обнаружилось...

Уходили в растерянности. Васисуалий так и не понял, вкусил ли он новой жизни, а если да, то продолжает ли он в ней находиться. Он не оригинален: этим вопросом задаются сегодня все. Во всяком случае, на новый митинг 24-го он не пошел, хотя некоторые друзья пошли, но теперь никто и не прощупывал настроение друг друга накануне в долгих беседах по «аське». Да и митинг №2 в городе N вышел уже куда скромнее. Уже не как столичные, о которых назавтра дома говорили: «А ты видел, в новостях показывали?» – «Как в новостях?!» – «Да, и Немцова, и Каспарова...» – «Как, их – в новостях? Ничего себе!» – «А свадьбу Пугачевой-то видел?..»

Может быть, действие равно противодействию, и если бы начали винтить, вязать и отчислять, Васисуалия куда более лихо бы втянуло в новую эпоху и в другую жизнь.

А может быть, в провинциальном городе N никто никогда не видел другой жизни, поэтому никто и не может ответить на вопрос: что это было и что будет. Во всяком случае, есть ли жизнь на Марсе – Васисуалию Лоханкину это неизвестно.